— Но…
— А последнюю оцифровку ты переслала мне в таком виде, что легче было набрать её со своей тетради заново. По крайней мере, когда я записывала, я понимала, о чём именно пишу.
Повисла нехорошая пауза, даже Макс оторвался от своей «Высшей Математики», которую теперь таскал с собой каждый день. Подруги сверлили взглядами Алёну, та, уже готовая бежать по своим делам, теперь мялась у нашего стола, не решаясь отойти.
— Ну, я позапрошлогодние конспекты по химии принесла…
— В которых нет трети материала к экзаменационным вопросам.
— И в комнату в общаге проводила…
— Заниматься по чужим конспектам и чужим учебникам.
— Кстати, в общежитии мы в последний раз тоже были три недели назад, а потом, «ой, мне сегодня некогда, ну никак», — закончила за Седову Настя.
— Это наезд, или повод для драки? — Ленка растерянно улыбнулась, словно шутке, и я без всякой сверхъестественной эмпатии понял: до Бобровой реально не дошло, о чём с ней говорят. Она торопилась, вся уже была «там», и только разговор с одногруппниками не давал ей сорваться с места. Понял не только я.
— Это вопрос. Не хочешь хотя бы говорить «спасибо», когда другие тебе продолжают помогать…
— Спасибо!
— …а староста продолжает тебя прикрывать?
— Спасибо, Димочка! — выпалила Алена, широко улыбаясь. — С меня пирожок! Ну, всё, пока!
И убежала. В смысле — реально вылетела из столовой бегом.
— Эталонная дура, — подвела черту в разговоре Инга, опять утыкаясь в читалку. Кстати, насколько я видел, на ней был загружен тот самый конспект по химии, о котором только что говорилось.
— Не забудь стребовать с неё… пирожок, — голосом выделив последнее слово, закончила за подругу Настя. — Хоть какая-то польза будет.
И опять величественно отпила из помявшегося от кипятка белого стаканчика уже порядком остывший чай со вкусом майской соломы. Я поймал ошалелый взгляд Макса, тот сделал мне «большие глаза» — и немедленно отгородился учебником.
Тянущее ощущение недоумения вызвало у меня натуральное дежавю — ровно то же самое я чувствовал час назад. Убедившись, что самописец, который, кстати, вдвое старше меня, продолжает исправно выводить линию на заправленной бумажной ленте, а сама лента продолжает двигаться по валикам, не застревая, я подключился к Ми. О, тоже столовая.
— Типа обиделась, да, — равнодушно прокомментировала Нгобе, проследив взгляд суккубы. Войде, вместо того, чтобы сесть, как обычно, с подругами, отсела на два стола дальше и теперь ковырялась в своей тарелке в гордом одиночестве.
— На правду не обижаются, — тихо подала голос Куроцуки, садясь рядом с Мирен на то место, где последнюю неделю обычно обреталась полячка.
— Умные люди не обижаются, нет, - согласилась африканка, — обижаются дураки. Совсем глупые, да.
— Но… — Ми, которую Кабуки лично попросил «приглядеть» за Марилой, ещё раз посмотрела на соседку, потом на других двух других девушек, сидящих рядом. — Но…
— Успокоится, подумает — и вернётся, — хмыкнула Нгобе.
— Или нет, — возразила представительница клана Нанао.
— Или нет, — согласилась Иге.
— Я тоже думаю, что сейчас не стоит Мару трогать, — подсказал я, ощущая, как Ми буквально разрывается между желанием немедленно кинуться к подруге и пониманием, как это будет выглядеть со стороны двух других одноклассниц, — чувствуешь?
— Угу, — от Войде волнами накатывала злость, обида, но главной эмоцией была холодная сосредоточенность. Примерно такие же чувства растекались от польки во время утренних и вечерних тренировок с палками. — Дим, что делать-то?
— Если б я знал, — я перекинул суккубе слепок эмоций и воспоминаний о собственном разговоре. — Никогда с таким не сталкивался, опыта нет.
— Я тоже, — уныло отозвалась златовласка, без аппетита принимаясь за суп.
Впрочем, после первой ложки голод немедленно проснулся: волнения волнениями, а организму нужно было восстанавливать потраченный запас энергии, белков, жиров и углеводов. И плевать здоровый организм хотел на все переживания — ссориться плохо, но голодным после физры остаться — вообще трындец!
Лента попыталась застрять в валиках податчика бумаги, но я выверенным движением её поддёрнул — с чудом советского приборостроения я работал уже не первый и не второй раз. Был тут и австрийский автоматический pH-метр, совмещённый с термометром и ещё несколькими датчиками — этакий лабораторный комбайн. По сути специализированный компьютер, сам всё меряющий и выдающий в конце опыта распечатку значений и график прямо на сетевой принтер — но я в очередной раз уступил его паре подружек и Максу. Ещё в начале второго семестра прибор прямо на моих глазах «загладил» пик роста кислотности, после которого надо было сыпать в реакционную смесь нейтрализатор, посчитав за статистический выброс — слишком умное программное обеспечение всё решило за пользователей. В итоге все списывали значения с побитого жизнью самописца, который, как я подозревал, и близкий атомный взрыв мог без особых проблем пережить.
— Интересно как! — Ми, глядя моими глазами на записи и работу установки, увлеклась, и сама не заметила, как расправилась с первым, а потом и со вторым. — Как бы я хотела учиться вместе с тобой!
— Я бы тоже, — я представил, как рядом со мной, в белом халате стоит Мирен… и понял, что лабораторка бы меня тогда интересовала в самую последнюю очередь. — Но ведь у тебя тоже интересно.